Димон с сомнением посмотрел на картинку и отложил журнал.
— Херня какая-то, — неуверенно сказал он.
Гофрира повернулся от верстака и взмахнул отверткой.
— Сам ты херня! На этом все ритуалы построены. Волевая экзальтация, понял!
Тощий и нескладный, с бритой башкой он, тем не менее, излучал спокойную уверенность:
— Сам подумай, ведь главное в этом деле не мясное трение. Ты когда свой мышиный хвостик втискиваешь, перед ним уже десять сантиметров уверенности. И в диаметре еще вот столько, — он сложил пальцы в колечко.
Димон обидевшийся было на мышиный хвостик, поспешно закивал.
Гофрира заинтересованно поглядел на него и спросил:
— А может по-старинке: шарики закатим? Вжик-вжик и опять мужик! Инструмента у меня полно...
Димон устало отмахнулся. Свое прозвище Гофрира получил после возвращения из армии. Сначала по двору пронесся невероятный слух, а позже и сам умелец поделился знаниями.
— Понимаешь, — объяснял он, навалившись на стол и жарко дыша свежим перегаром. — Вся фишка в переменном сечении. Если боли не испугаешься, тогда такой гофрира… гофрированный шланг получится — любой противогаз позавидует!
Впрочем, последовать своему примеру он так никого не уговорил. Только разведенки провожали его хищными взглядами, да совсем молоденькие девочки шептались застенчиво.
Теперь вот руническое письмо… В журнале, который давно уже валялся в гараже, какой-то профессор описывал ритуалы викингов. Правда текст был на английском, но некоторые слова Димон разобрал, а картинки в переводе не нуждались.
— Ну и чего, прямо вот так берешь и рисуешь, — спросил он недоверчиво. — А чем?
— Лучше всего шариковой ручкой. С фиолетовым стержнем… У него линия уверенная. — авторитетно пояснил Гофрира.
— А надо перед этим… Ну, чтобы рисунок поместился, — смущенно замялся Димон.
Гофрира задумался, вытер ветошью руки и присел у приоткрытой двери.
— Сложный вопрос, — сказал он наконец. — Нарисуешь в другом масштабе и воздействие может измениться вместе с узором.
Димон ухмыльнулся и встретив удивленный взгляд, пояснил:
— Старый анекдот вспомнил. Про матроса и конкурс татуировок. Он там показывает судьям чернильную точку, а когда подходит девушка, появляется надпись “Слава Балтийскому флоту!”
Гофрира улыбнулся, а потом посуровел и строго поглядел в глаза.
— Ты смотри, в первый раз чтобы никаких острых углов. Кто знает, какой у тебя личный уровень...
— Что же я, не понимаю, — обиделся Димон.
Хотя, конечно, многое было непонятно. Понабравшийся премудростей Гоф рассказал, что ритуальный рисунок придает дополнительные силы и небывалую мощь в интимных делах.
— Особая энергетика, — пояснил он. — Чуханам нечего даже ловить! Но ты мужик правильный, основы аутотренинга знаешь...
Когда-то давно, Димон подарил ему кассету для медитаций и с тех пор считался искушенным в эзотерике человеком. Потому и услышал откровения первым. В журнале приводились татуировки и рисунки, которые наносили на себя древние воины перед боем. Иногда орудия обмакивались в собственную кровь для усиленного воздействия. Этот вариант Гофрира отмечал особо...
— Ты только прикинь, — горячился он. — Если у тебя узор из разных закорючек и шипов и ты всю эту красоту с размаху загоняешь по назначению… Что получится? Правильно, — конец света! А если ты своей кровью линии чертил? И тебе это знание лишний моток изоленты на клюшку добавляет! Тогда вообще — нечеловеческий Ара-магеддон получается...
— А что рисовать, — спохватился Димон.
— По-хорошему надо бы руны, но ты не запомнишь да и менталитет другой. Так что рисуй что-нибудь хорошо знакомое, в чем обычно черпаешь силу.
— А ручка у тебя есть?
— Ты чего, прямо сейчас собрался? — удивился Гофрира.
— Ну да, — просто ответил Димон. — Я с Наташкой договорился, прямо отсюда и пойду.
Гофрира пожал плечами и порылся в жестяной банке на полке.
— Повезло, — сказал он и протянул шариковую ручку. — Как раз, то что надо. Пойду воздухом подышу.
Приготовив ручку, Димон снял штаны и задумался. Требовалось изменить масштаб будущего полотна, поэтому он закрыл глаза и попытался вспомнить что-нибудь подходящее. Вот Наташа сбрасывает халат, поворачивается, наклоняется все ниже и ниже, и перед ним распахивается черный зев тоннеля...
Сразу захотелось нарисовать уходящие вдаль рельсы с лесенкою шпал, по которым мчится паровоз толкающий перед собой платформы с динамитом. Разогнавшись, он на полном ходу влетает под свод бездонной пещеры, и продвигается все глубже, победно гудя и царапая трубой потолок...
Вспомнив о предупреждении, Димон попытался представить что-нибудь мягкое и закругленное. В памяти неожиданно всплыла песенка Чебурашки про голубой вагон, который бежит и качается. Скорый поезд все набирал, и набирал ход и пассажиры этого вагона оказались в полной его власти… Тут Димон вздрогнул, потому что сочетание ”голубой вагон” и то, что он собирался сделать с пассажирами напугали его.
Он открыл глаза и торопливо нарисовал на вздувшемся органе Чебурашку. Получилось не очень похоже и больше смахивало на смайлик с ушами. Улыбался он как-то паскудно, но едва Димон обозначил шерстку и вовсе превратился в оскаленный кактус. Тело тоже отреагировало неожиданно. Рисунок вырастал на глазах, и злая гримаса сменилась мудрой улыбкой Мескалито, в тени которого затерялся карлик Кастанеда. Наконец перед глазами возникла громада царь-кактуса, который цветет раз в триста лет. Он вознесся над бесплодной пустыней бросая грозную тень в ущелье Наташиных ягодиц.
“Значит, говорите, руническое письмо”, — подумал Димон.
Открыв глаза, он подмигнул валяющемуся на стуле журналу и принялся натягивать трусы, улыбаясь собственным мыслям.
|
